Что же мы празднуем 23 февраля, или Янки как спасители ленинской революции

23 февраля – один из самых любимых праздников в России – особенно после того, как этот день объявили выходным. Но за громом праздничных литавр как-то неудобно было спрашивать, в честь какого же знаменательного события для праздника Вооруженных сил была избранна именно это дата. Народ удовлетворялся официальной версией: мол, в тот день первые отряды Красной гвардии остановили под Нарвой и Псковым наступление германских войск (напомним современному читателю, что речь идет о событиях I мировой войны). Хотя, коли уж творились столь героические дела, то не мешало бы назвать и имена героев: кто командовал победоносными красными войсками, какие маневры были предприняты для сокрушения супостата? Как-никак, все-таки национальный праздник! Какие-то неуютные сомнения навеивала и карта из школьного атласа, где ясно показано, что и Нарва, и Псков в 1918 г. все-таки были заняты немцами...

И вот когда в редакцию нашего сайтика, чтобы отдать текст очередного опуса, заглянул самобытный исследователь бытия, историософ Павел Курень, то мы, естественно, стребовали с него, как с историософа и вообще самобытного, ответа на вопрос: а что же такого славного произошло 23.02.1918г., что мы до сих пор празднуем этот день как День наших доблестных и вооруженных сил?

И вот что поведал нам Паша Курень:

П.К.: Вообще-то, под Нарвой бои начались 3 марта и уже 4 закончились взятием немцами города. Так что, Нарву к списку побед, скорее всего, Сталин присовокупил из своей любви к двухчастности в речевых оборотах. А под Псковом действительно 23 февраля 1918 года шли бои. Немцы преследовали отходивший от Риги 2-й Красноармейский полк под командой Александра Черепанова и рассчитывали с ходу, “на плечах” красноармейцев, ворваться в Псков. Но в этот момент на помощь черепановцам из Питера подошел еще один полк и вместе они остановили немецкий авангард. Правда, за ночь немцы подтянули артиллерию и 24 февраля прорвали оборону красных, а еще через 4 дня взяли и Псков.

Но, тем, не менее, бои были, в какой-то мере – действительно успешные, пусть и местного значения.

“Невстол”: Но ведь бои-то, наверное, и раньше были…

П.К.: Другой вопрос, что в тот же день происходили и другие, гораздо более значимые события. Как известно, Ленин пришел к власти под лозунгом немедленного мира. И “предвыборное обещание” надо было выполнять. Тем более что большевики сами же своей агитацией разложили армию и защищать страну, по большому счету, было и некому. 15 декабря (1917г.) им удалось заключить на Восточном фронте перемирие, а с 22 декабря (1917г.) в Брест-Литовске велись переговоры с представителями Германии, Австро-Венгрии, Турции и Болгарии.

Однако немцы не для того воевали, чтобы принять ленинский лозунг о “мире без аннексий и контрибуций”. Их условия оказались настолько тяжелыми и позорными, что большинство членов большевистского ЦК, кроме Ленина, и, кажется, еще одного человека, отказалось их принять. Тогда немцы и начали новое наступление, и как раз 23 февраля прислал большевикам новый ультиматум, еще более жесткий. Россия теряла Польшу, Украину, Белоруссию, Прибалтику – более миллиона кв. км территории, обязана была распустить Красную армию, Военно-морской флот и т.д. Вечером 23-го собралось ЦК и Ленин пригрозил, что подаст в отставку, если немецкий ультиматум не будет принят. В результате 7 членов ЦК проголосовали за принятие ультиматума, 4 – против и 4 – воздержались.

То есть празднование 23 февраля как Дня Красной армии – это, своего рода, гениальный PR-ход: кто в день праздника вспомнит, что фактически это – день принятия величайшей в истории России капитуляции? День, в который Россия обязалась не создать, а распустить собственную армию? И ведь этот пункт Брестского договора, судя по тому, что в течение последовавшего полугода наступил так называемый период “мирного шествия революции”, выполнялся – у большевиков просто не было вооруженной силы для того, чтобы проводить свои “революционные преобразования”. Обратите внимание: весна-лето 1918г. – это относительно бессобытийная часть нашей революционной истории. В стране мирным путем устанавливалась Советская власть – то есть народ на местах устраивал свою жизнь по своему разумению, что-то там делил, что-то там провозглашал. И лишь ближе к осени, когда стало ясно, что Германия терпит на Западе поражение, вновь нарастает активность политического центра, большевики начинают “строить” страну в соответствии со своими идейными абстракциями и тут, собственно, и разгорается Гражданская война…

“Невстол”: То есть Ленин, в конце концов, был прав, идя на Брестский мир?

П.К.: Ну это, батенька, еще как сказать… Риск был – как в преферансе на восьмерной без тузов. Что вы думаете, если бы немцам удалось на Западном фронте победить французов с англичанами, им бы этот Брестский мир был бы каким-либо препятствием? Начихали бы на него, как на нейтралитет Бельгии в 1914г., и мигом захватили бы Россию до Урала, а то еще и дальше.

В течение шести месяцев судьба и страны, и ленинской революции висела на волоске, и этим волоском была стойкость английских и французских солдат. Судите сами: за годы войны Германия и Австро-Венгрия мобилизовали 13 млн. и 9 млн. солдат соответственно, Россия же – 19 млн., Англия с доминионами – 9 млн., Франция с колониями – 8 млн. То есть у Антанты было 1,5-кратное превосходство в живой силе (36 млн. против 22 млн.), и все равно война шла на территории Франции и России. А после того, как Россия вышла из войны, у союзников оказалось 17 млн. солдат против 22 млн. германских и австрийских – теперь уже 1,5-кратное преимущество было у немцев!

Что последовало? Правильно, мясорубка! Перебросив войска с Востока, немцы весной 1918г. начали колоссальное наступление на Западном фронте, продавили англо-французский фронт; именно тогда они вышли на расстояние пушечного выстрела от Парижа. У нас любят поговорить о том, что в 1914 г. наступление армий Самойлова и Ранненкампфа спасло Париж, но ведь, аналогично, в 1918г. сопротивление англичан и французов за Марной спасло Москву, Ленина и социалистическую революцию! Если бы в мае 1918г. немцы взяли Париж, то в октябре они были бы в Москве!

Но англичане и французы выстояли, а летом начали пребывать войска из США. Появление на европейском театре трех миллионов свежих, откормленных, непуганых солдат решило исход войны: еще до того, как союзники вступили на ее территорию, в Германии началась революция и она капитулировала. Ленин и Со получили возможность денонсировать Брестский мир, бить себя в грудь и вдалбливать в мозги школьникам мысль о том, как они были гениальны, идя на Бресткий мир …

“Невстол”: Вот, оказывается, как тесно в мире все переплетено: если бы не американцы, у нас не было бы и социализма… Хорошо, Павел, а что Вы нам сегодня, под святой для нас всех День защитников Отечества приволокли в редакцию?

П.К.: Ну, разумеется, нечто, имеющее самое непосредственное отношение к 23 февраля! А именно, мои размышления на тему «Национальные особенности военного нейминга»

То есть размышляя о тм, как и по какой причине товарам в той или иной стране дают те или иные имена, невольно приходишь к выводу о том, что чем свободнее рынок той или иной страны, чем более либеральна экономика, тем большую изобретательность приходится проявлять творцам торговых марок и тем более хитроумные, апеллирующие, зовущие и провоцирующие названия придумывать для продукции. К примеру, взять, хотя бы названия автомобилей. В Англии, которая традиционно считается более либеральным государством, через континентальные державы, какие только красочные, колоритные имена не дадут автомобилям: «Ягуар», «Серебряный дух», «Бродяга» (именно так переводится на русский язык знаменитое английское «Rover»)!

А, скажем, во Франции? «Рено», «Пежо», «Ситроен»… И следом – группировка цифр: порядковый номер в серии, число и объем цилиндров, что-то еще. Примерно тоже самое в Германии: «Мерседес», «Порш», «Опель»… Правда, там в последнее время маркам также начали присваивать личные имена – типа «Пассат», «Гольф» и так далее.

И это, на первый взгляд, объяснимо на вполне элементарном уровне: чем либеральнее экономика, тем выше конкуренция, тем изворотливее приходится быть маркетологам, работающим над продвижением своего товара. Одно дело - просто указать в наименовании автомобиля порядковый номер и колесную формулу, другое дело – дать звучное, впечатляющее название, кличку: «Ягуар»! «Корвет»! «Мустанг»!

Кстати говоря, примерно такая же картина наблюдается в названиях английских и французских духов, бюстгальтеров, других товаров так называемого «народного потребления». То есть если «законодатели мод» французы назовут новую модель бюстгальтера просто «Вивьен» или «Марго», то их заламаншские конкуренты почти наверняка выдадут что-нибудь наподобие «Утреннее изумление» или «Покровы крольчат».

Однако в ходе этих немудреных размышлений я все-таки задумался: а так ли на самом деле однозначна эта связь? Что, собственно, первично, а что вторично? Устройство экономики ли диктует национальное своеобразие товарного ономастикона, или национальный менталитет подстраивает под себя маркетинговые схемы?

Желающим получить текст статьи Павла Куреня «Национальные особенности военного нейминга» стоит кликнуть строчкой ниже.

 И всех читателей – с Днем защитника Отечества!

Уважаемые читатели!

В связи с тем, что в настоящее время перевод средств посредством отправки sms на короткие номера блокируется по независимым от редакции причинам, просим все транзакции производить посредством системы web money.

• Национальные особенности военного нейминга