Простота хуже…

Сколько иронии излито на сочинения типа «Как разбогатеть и стать миллионером за 70 дней», написанные менеджерами среднего звена! Или на «Правила съема» пера великовозрастных девственников! Но не скудеет земля русская желающими поделиться с ближним добрым советом. Подтверждение тому – вышедший в 2017 г. в издательстве «Альпина Паблишер» томик под заголовком «Пиши, сокращай» авторства Максима Ильяхова и Людмилы Сарычевой (Москва, 2017). Томик вышел с подзаголовком «Как создавать сильный текст» и адресован копирайтерам, дизайнерам, журналистам, менеджерам и «всем, кто пишет по работе».

Интрига как она есть

Интрига уже во внешнем виде томика: типографский «кирпичик» на 440 страничек. Вот вам и загадка природы: как надо писать и сокращать так, чтобы инструкция по сокращению подтягивалась по объему к толстовскому «Воскресенью»?

Уже с первых страниц авторы режут правду-матку, предупреждая, что «волшебных слов не существует», что «информационный стиль» придумали не они, и что он не заменяет хороший вкус.

В чем-то они правы! Нет такой редакции, в которой матерые медийные волки не учили бы журналистскую поросль тому, чего сами не делают! Писать короткими предложениями. Разбивать текст на абзацы и короткие главки. «Отжимать воду». Отсеивать словесную шелуху. Избегать оценочных прилагательных и страдательных глаголов. Писать правдиво. Не самовыражаться в газетной строке, а думать о читателе. О том, чего он ждет от этой самой газетной строки, что ему нужно, что для него полезно. Et cetera, et cetera.

Но достоинство книги Ильяхова-Сарычевой в том, что все это разложено по полочкам, разжевано и снабжено массой примеров.

С чего, собственно, и начинаются проблемы.

Беда в том, что эти примеры (как бы мягко сказать, чтобы не обидеть увлеченных идеей людей?) далеко не всегда соответствуют той цели, ради которой их привлекли:

Страница 19 книги «Пиши, сокращай»

Первое объявление (левый столбик), действительно, не ахти. Второе, на первый взгляд, лучше. Но мало-мальски внимательный читатель тут же обратит внимание на то, что

• «микронная подгонка» в серийном или массовом производстве невозможна, а производство телефонов – серийное или массовое;
• что она (микронная подгонка) невозможна при тех материалах, из которых делают телефоны (микронная точность достижима только при обработке специальных видов стали и т.п.)

Если этим читателем будет ответственное лицо, которому поручили найти контрагента-продавца телефонов, то далее последует примерно такое суждение: «Что это за фонфарон писал второе объявление? Нахватался слов, смысла которых не понимает, и вешает лапшу людям на уши!

Первая фирма, ясен пень, звёзд с неба не хватает. Но хотя бы нашла денег, чтобы заплатить писарчуку, который знает стандартные для таких объявлений слова.

А второе объявление подала шайка аферистов, которые толком ничего не знают, но пытаются пускать пыль в глаза техническими терминами. Возьмут предоплату, а телефонов – фиг дождёшься.

Может быть, это и не так, но лучше не рисковать. Работать с теми, от кого понятно, чего ждать. А не с теми, кто занимается «микронной подгонкой» телефонов».

Читатель, ценящий книгу Ильяхова-Сарычевой и сочувствующий им, скажет: «Все это придирки! Подумаешь, один неудачный пример! Но в книге же масса прекрасных примеров!»

Отнюдь! Дефект можно найти почти в каждом «образчике стиля». Для этого всего-навсего ставить себя на место того читателя, к которому обращен текст.

Страница 89

 К кому обращен текст в правой части таблички? К директорам заводов и нефтехранилищ?

Но оборудованием заводов и нефтехранилищ занимаются другие заводы, монтажные организации или специализированные цеха с тысячным персоналом и кучей лицензий, сертификатов и пр. Это очень сложная и трудоемкая задача.

Те организации, которым «интересно» оборудовать завод, ангар, нефтехранилище, не берутся за «офис, квартиру, частную школу». Не их калибр. И они не размещают в СМИ или социальных сетях тексты в стиле «Мы любим сложные задачи…»

Если текст в правом столбике адресован директору малого предприятия, которому надо отремонтировать офис, то он его просто отпугнет. Ему нужна бригада из пяти шабашников, а не многотысячный коллектив, которому интересно «оборудовать завод». Со всеми накрутками на содержание бухгалтерии, менеджмента и пр.

И он догадывается, что если бригада из пяти шабашников берется рассуждать об оборудовании заводов и нефтехранилищ, то это, скорее всего, вчерашние выпускники филологического факультета. Хорошо, если они просто не понимают разницы между оборудованием завода и обшивкой гипсокартоном стен в офисе. Скорее всего, просто еще не держали молоток в руках.

Далее,

страница 45:

Какой процент читателей способен разобраться в нагромождении цифр и терминов во второй колонке? 20%? 10%? Какое доверие к этим цифрам, если мастера «информационного стиля» путают размеры компьютера с размерами платы?

И потом: 512 МБ это много? Или мало? Что такое mini HDMI?

Нужны ли эти цифры тем 10%, которые разбираются в «софте и железе»? Или им достаточно указать частоту процессора и название фирмы-инноватора, и у них уже будет представление, о чем идет речь?

Причем нельзя сказать, что авторы не ведают, что творят. Далее, «во глубине печатных руд», на странице 326, они (авторы) вполне вменяемо рассуждают о том, что известно мало-мальски опытному журналисту: нельзя злоупотреблять в текстах избыточным количеством цифр, что цифры надо давать не как абсолютные величины, а сравнительно с чем-то, что факты и цифры надо соотносить с «актами чувственного восприятия» и т.д.

Но это на 326 стр. До нее еще надо добраться. А пока сочетание умозрительно верных теоретических построений с беспомощностью примеров навевает на уста вопрос:

- Если к теории трудно подобрать подходящие примеры, может, она слишком оторвана от жизни? А то неверна в корне?

С водой ребенка

Хуже, когда в рвении продемонстрировать превосходство «информационного стиля», авторы не просто сокращают и уплощают текст, а элементарно выхолащивают.

Страница 51

  Из текста в левой колонке отчетливо проступает образ эдакого митрофанушки, который носит на запястье дорогие часы, делает вид, что заработал на них сам, и скрывает, что их подарила ему бабушка.

Из текста в правом столбце ничего не проступает. Ну, подарила, и подарила! Может, на день рождения. Может, просто так.

Ни образа, ни смысла, ни впечатления, ничего. Непонятно, из какого контекста вырвано предложение, и в каком контексте оно вообще могло бы быть нужно.

Это и есть образчик информационного стиля? Если да, то, извините, «такой хоккей нам не нужен».

У художественной литературы и журналистики много общего. В обоих случаях читатель познает предмет повествования через личность автора, через его мнение, через его позицию. Другого способа познания нет: или испытываешь на себе, или доверяешь чувствам другого.

Потом, познакомившись с темой, читатель может изучать другие тексты, сравнивать позиции разных авторов, вырабатывать свою позицию. Но отправной точкой этой умственной работы все равно будет позиция того, чьи строки первыми попались на глаза. И от того, насколько они выразительны, насыщены содержанием, зависит плодотворность последующей умственной работы.

Поэтому читатель всегда стремится узнать позицию, взгляд автора. По меньшей мере, относится к ним с уважением.

Но между журналистикой и литературой есть и большая разница. Журналист не имеет права, как писатель, вещать от первого лица: «Знаю я этого Имярек! Только и умеет, что нарезать понты. Хвастал часами, которые подарила ему бабушка. Даже на эппл-воч не смог заработать».

Журналисту полагается создавать видимость обезличенного текста. Таково profession de foi. И умение создать парой как бы незначительных штрихов живой и выпуклый образ – это и есть журналистское искусство. Выплескивать такого ребенка вместе с водой – преступление.

Но пока речь идет об эппл-вочах, подобные стилевые кульбиты терпимы. Ну, подумаешь, испортили рассказ о современном митрофанушке, заменив мастерски нарисованный портрет плоской констатацией a la  «информационный стиль». Переживем!

Но иногда простота действительно становится хуже воровства.

Страница 219

Здесь не просто сокращение. Здесь – искажение смысла. Из левого столбца мы видим, что был конфликт между властью и значительной частью бизнеса. Были протесты, которые власть призрела и приняла непопулярный закон вопреки мнению профессионального сообщества.

В правом столбце мы видим лишь констатацию: принят закон. Причем даже непонятно, почему он скандальный. То ли текст закона с частушками, то ли просто-напросто операторы связи – это такой скандальный народец, что ничего с ними без дрязги не получается?

Чаще всего исповедование «информационного стиля» в подобных случаях - лишь способ прикрыть заурядную редакторскую трусость. «А вдруг Сам Самыч прочитает? В нашей газете! Что выступали? Аж с публичными заявлениями? А мы про это написали? А если на планерке у губернатора всплывет?»

Зато изувечив "информационным стилем" неудобный текст, можно даже поглумиться над автором: «Да, мы тебя кастрировали и оскопили, но видишь, как коротко и красиво получилось? Ничто не мешает, и читателю удобно».

Уважаемая коллеги! Господа Ильяхов и Сарычева!

Прошу вас, возможно, от лица всего журналистского сообщества: не учите больше редакторов таких проделкам! Придумывайте для своих поучительных текстов другие примеры. Не божеское это дело.

Потому что хорошо сидеть в теплом и спокойном редакторском кабинете, править чужие тексты и увещевать журналистов, что надо писать «правду, даже если она неудобная», «приводить факты и доказательства».

Другое дело ходить на митинги, записывать наспех в блокнот публичные заявления, лазить по строительным лесам в поисках той дырки, через которую то ли потечет вода, то ли утекли деньги, а потом наспех (вечный редакционный дедлайн!) облекать добытую информацию в корявые строчки текста. И даже если элементарно «журка стырил инфу» в бездонном Интернете, все равно!

Журку волнуют не гипотезы о том, что будет на планерке у губернатора. Его волнует, не встретят ли его вечером у подъезда неизвестные, которые почему-то всегда остаются неизвестными, и не стукнут ли обрезком трубы по голове.

Но он все равно пишет. Profession de foi.

Эту работу надо уважать. Хотя бы уважительно править. Потому что она требует смелости. А не умения пристроиться в редакторском кресле.

Мысленный эксперимент

А не отвлечь ли нам читателя от скорбных размышлений легкомысленным мысленным экспериментом? Не попробовать ли соорудить текст в информационном стиле?

Мама мыла раму. Папа смотрел на маму. Дети ушли на улицу. Им пора гулять.

Папа пошел на улицу. Он гулял с детьми. Он не мешал маме мыть окна.

Дети забыли дома кошку. Папа вернулся за кошкой. Кошка побежала за папой. Она хотела гулять на улице.

Дети гуляли на улице с кошкой. Кошка спряталась в кусты. Дети ее нашли.

Мама помыла раму. Папа починил раму. Дети помыли кошку. Они любят гулять.

Этот текст заработал 10 баллов по Главреду (Главред – это онлайновый инструмент, придуманный Ильяховым и Сарычевой для проверки текстов на соответствие информационному стилю). Обычно хорошие журналистские тексты зарабатывают по Главреду 6-8 баллов. Редко какой 9.

Но прикиньте теперь, какой объем эдакой писанины вы могли бы прочитать? Полстраницы? Треть?

Вы сможете усвоить содержание текста в таком стиле, если в нем пойдет речь о вещах чуточку более сложных, чем мама и рама?

Не затоскует ли глаз на этой плоской равнине по крохотному бугорочку деепричастного оборота? По кустику страдательного залога? По всему, за что можно зацепиться и отложить в память? Ах, как скрасило бы этот пейзаж хоть одно отглагольное существительное!

Но, увы, увы!

Разделавшись с отдельными «стоп-словами» (то есть теми, которые не соответствуют информационному стилю), авторы зовут дальше. На бой со штампами и канцеляризмами.

Его величество стандарт

Возможно, автор этих строк – извращенец. Он не видит в штампах и канцеляризмах ничего особливо плохого.

Более того, он подозревает, что между журналистами и читателями есть своеобразный сговор. Одни пишут штампами. Другие эти штампы понимают.

Да-да! Прочитав на заборе пошлое объявление «Бригада профессиональных строителей выполнит отделочные работы и ремонт квартиры любой сложности», случайный прохожий сообразит, что «податели сего» худо-бедно сумеют оштукатурить стены и наклеить обои, но долбить капитальные конструкции не будут. Потому что те, кто склонны долбить капитальные стены, делают приписку: «с лицензией на выполнение особо сложных работ».

Точно также за штампом «Опытный программист проведет профилактику и сделает апргрейд вашего компьютера» без труда будет расшифрован третьекурсник, который сумеет почистить ваш комп от вирусов и закачать на него крякнутую винду. 

А если, не дай бог, этот третьекурсник сочинит что-нить типо «Я знаю, как запустить Dr Web с CD на пораженном трояном-вымогателем компьютере. Имею в своем распоряжении бесплатную промо-версию  Widows 10», то 7 из 10 читателей впадут в легкий ступор. А те трое, которые поймут этот клич третьекурсника, в его услугах не нуждаются. Сами продвинутые юзеры.

Очень бы хотелось назвать эти штампы стандартами. Эдакими типовыми мостиками взаимопонимания между пишущим и читающим. Но не будем ударяться в помпезность. Штампы так штампы. Ничего обидного в этом обозначении нет.

В отличие от ГОСТов, писарчуковские штампы постепенно меняются. Приходят новые обороты, уходят старые. Раньше полагалось писать:

«Сауна предлагает качественное обслуживание», сейчас:

«Сауна предоставляет услуги премиального класса» (или как-то там еще – не уследишь!) И журналист, который не знает, что сейчас слово «качественный» надо менять на «премиальный», теряет на рынке писарчуковских услуг котировку. Читатель тоже следит за изменением штампов, и хочет все самое новое и инновационное.

Мало того, умение пишущего человека  в том и состоит, чтобы находить формулировки, которые наиболее легко и беспрепятственно впитываются мозгом читателя. Легко же и беспрепятственно впитывается что-то уже привычное, на 5/6 усвоенное. Штамп, стандарт, отливка. А 1/6 – это и есть то новое, что должно легко, как хорошо смазанный патрон в ствол «Калашникова», проскользнуть в мозг потребителя информации.

Но ошибочно было бы считать 5/6 текста эдакой «смазкой». Отнюдь! Необходимо учитывать еще один нюанс. На этот раз – физиологического плана. Феномен беглого чтения.

Это когда человек не расшифровывает, подобно первокласснику, каждое слово, а потом мучительно складывает смыслы отдельных слов в общий смысл предложения. Примерно с третьего-четвертого класса у человека появляется навык заглатывания текста целыми кусками, впитывания мозгом смысла, содержания целых текстовых блоков.

И если блок не будет состоять на 5/6 (для научных сотрудников – на ¾, для гениев-технократов – на 5/8) из привычных фраз с непременными связующими типа «например», «кстати» и всего прочего, что в «Пиши, сокращай» именуется «стоп-словами» и прочими нехорошими терминами, то читатель просто не будет распознавать эти блоки.

Он будет срываться с беглого чтения на чтение первоклассника с расшифровкой  отдельных слов и мозаичным собиранием смысла их комбинаций. Раздражаться и уставать. И не дочитает вашу статью.

Такова физиология человека. Можно спорить по поводу пропорций: 5/6 или 3/8 текста должны служить тем цементом, который скрепляет информационный блок, не дает распасться ему на отдельные слова. Во многом эта пропорция определяется опытом или талантом пишущего. Но то, что феномен беглого чтения автор должен учитывать и подстраиваться под него, от этого не уйдешь. В этом – искусство писательства, журналистики, графомании и пр.

Поэтому и рассуждения о том, что редактор должен непременно читать текст вслух, следить, чтобы каждое предложение читалось на одном дыхании, можно отнести, скорее, к составителям хрестоматий для первоклассников. Или к редакторам объявлений на заборах. К тем случаям, где феномен беглого чтения не у дел.

Но мы же с вами взрослые мальчики и девочки! И говорим о том, как писать содержательные газетные тексты, контент для сайтов! А не опусы для приостановочного павильона: «Пропала собака. Белая с черным ухом. Кто найдет, пусть оставит себе». Иначе бы и книжку надо было бы назвать не «Пиши, сокращай», а «Как написать классное объявление на фонарный столб, в газету бесплатных объявлений, на «Авито».

Информация для размышления: Бальзак писал длиннющими предложениями, огромными абзацами и целые романы гнал без разбивки на главы и публиковал без иллюстраций. Тем не менее, романы его читаются на одном дыхании. Сам он считается великим писателем. Или даже одним из величайших.

Ничто не слушается так хорошо, как монологи Жванецкого. Но попробуйте почитать сборники эти монологов в печатной виде!

Чтение вслух и чтение книг – две очень разные вещи.

И еще о физиологии

Чтобы не возвращаться еще раз к физиологии беглого чтения, подытожим ту элементарную мысль, которая прозвучала в предыдущей главке: ничто не должно мешать блоковому восприятию текста. В том числе иллюстрации.

Поэтому и умиление авторов «Пиши, сокращай» графическим сопровождением текста не очень-то и понятно: «Показывать полезно. Иллюстрации в статьях включают внимание, заставляют остановиться и рассмотреть» (стр. 308).

Кто сказал, что «Иллюстрации в статьях включают внимание»? Может, они это внимание рассеивают? Отвлекают читателя от осмысления и понимания читаемого?

Зачем заставлять читателя «остановиться и рассмотреть», если пишущий понимает, что наиболее эффективно усвоение информации происходит в режиме «чтения на одном дыхании»?

Наконец, что рассматривать-то? Какова информационная ценность картинок? Что читатель узнает, глядя на них? Что контроллер (в главе о благости иллюстрирования почему-то приведены изображения именно этих устройств) имеет форму параллелепипеда? Или нескольких параллелепипедов, наложенных друг на друга?

Но это либо и так известно, либо не имеет для читающего никакого значения! Ведь перед ним не стоит задача встраивания этого контроллера, допустим, в корпус светофора! А тот, перед кем такая задача стоит, будет руководствоваться не грязноватой газетной фоткой, а должным образом оформленным чертежом с размерами, допусками на посадку и пр.!

В реальности иллюстрация в тексте нужна в следующих случаях:

1. Когда надо объяснить то, что невозможно или очень трудно описать словами: устройство планетарной передачи, пересечение секторов обстрела пушек крейсера «Варяг», схему планировки дачного участка по фэн-шую и т.п. Но и при этом иллюстрации не должны разрывать текст, заставлять читателя вспоминать, на чем он кончил читать и о чем должна пойти речь в следующем после рисунка абзаце.

2. Когда автор должен подтвердить, что он действительно компетентен в той теме, за которую он взялся. Например, изображение контроллера в статье вчерашнего выпускника филологического факультета подтверждает, что он действительно пишет об устройствах управления информационными сигналами, а не имеет в виду щипчики в руках контролера общественного транспорта.

Шутки шутками, но оригинальные фото действительно необходимы в интервью. Одно – обязательно как подтверждение того, что автор действительно встречался с человеком, а не написал отсебятину от его имени.

Замечательно, когда есть возможность сопроводить интервью несколькими фотографиями интервьюируемого. Которые демонстрируют, как тот относится к тому или иному вопросу, насколько раздражает его интервьюер, или, наоборот, что они нашли общий язык и работают в полном взаимопонимании и т.д.

Правда, для этого нужен очень хороший фотограф. Фотограф-соавтор.

3. Когда нужно апеллировать к «актам чувственного восприятия». Проще говоря, сам по себе рисунок контроллера воспринимается хорошо. Но контроллер, который держит на ладони симпатичная девушка в мини-юбке, выглядит почему-то лучше, помнится дольше и читают люди про этот контроллер с большим вниманием.

Наверняка есть и другие основания для того, чтобы втыкать в текст пару-тройку графических изображений. Но в любом случае их подборка и размещение должны соответствовать жанровой концепции материала.

Без жанра жить нельзя на свете, нет!

Повесть о том, как длинноногая красотка Лу и ее приятель частный детектив Пат разгромили нью-йоркскую банду Потного Джона, можно представить в виде комикса. Статью о контроллерах или влиянии кризиса  на доходность ПИФов – навряд ли. Возможно, есть отдельные гении, которые сумеют это сделать. Но обычно журналисты и доходность ПИФов, и народнохозяйственную важность контроллеров описывают текстовыми материалами. Низводить эти и подобные темы до комиксов как-то противоестественно. Примерно трехтысячелетний опыт свидетельствует, что тема определяет жанр, в котором она должна быть изложена.

При всем при том никто не отрицает существование такого жанра, как справочная литература. Скажем, в справочнике про контроллеры вполне уместна и масса информационно пустых фоток этих устройств. Данные изображения там служат чем-то вроде инициалов, буквиц – крупных заглавных букв в начале абзацев. Они показывают, что рассказ об одном устройстве закончен и дальше речь пойдет о другом устройстве. Иконка которого (прибегнем к языку контент-менеджеров) и субстанцирует переход от темы к теме.

И это – тоже жанр! И он также достоин жизни, как и очерк, комикс, кинокомедия или театральная трагедия. И в «Пиши, сокращай» в разделе о благости иллюстрирования очень удачно приведен пример именно такого жанра. Но не более того.

Есть еще один жанр. Раньше в технических ВУЗах студентов учили черчению два семестра – почти столько же, сколько высшей математике. Целый учебный год считался необходимым для того, чтобы человек научился доходчиво облекать информацию в графическое изображение. И не все будущие инженеры этот жанр осваивали.

А теперь энтузиаст гуманитарного профиля считает, что если наляпать на газетную полосу (в окно сайта) как можно больше наделанных цифровой камерой фоток, то задача информационного просвещения решена на 90%. Осталось приделать подписи: вот эти дырдочки – это порты, вот эти проволочки назовем, э-э-э – «ножки»!

Ребята! Графика в технических текстах реально нужна. Но нужна та графика, сделать которую гораздо сложнее, чем написать текст. Та, рисовать которую раньше учили два семестра! Которая раскрывает конструкцию изделия или принцип его действия. А не фотки, сделанные под восклицания: «Ой, какая забавная штучка!»

И еще о жанровом единстве. Если уж писать книгу об информационном стиле, то и писать ее надо в информационном стиле. А не в стиле обаятельного графомана: «Вы уже знаете, что читателю интереснее читать текст, который он сможет себе представить, как будто смотрит фильм» (стр. 149, главка «Определять неопределенное»).

Нет, уважаемые коллеги! Мы еще не знаем, «...что читателю интереснее читать текст, который он сможет себе представить, как будто смотрит фильм»!

Более того, конкретно автор этих строк не представляет себе текст, который можно смотреть «как будто фильм». И не знает, зачем это нужно? Текст есть текст, фильм есть фильм. Это разные жанры! И уже говорилось, что они предназначены для освещения и раскрытия разных тем!

Уважаемые друзья! Пишите так, как вы учите. Определяйте неопределенное! В следующем переиздании откройте эту главку не абстрактной, а вполне определенной строчкой, как полагается в информационном стиле, от первого лица, на основе личностного опыта: «Мы, авторы «Пиши, сокращай», любим смотреть кино и не любим читать сложные тексты. Поэтому мы учим их сокращать и упрощать. Иногда в ущерб смыслу. Заменяя содержание кучей бесполезных картинок. Апеллируя к тому, что читателю больше нравится рассматривать фотки, чем разбираться с содержанием текста», - а если это не так, то, очевидно, придется переписывать всю книжку.

Для кого предназначена эта книга

На обложке четко указано: для копирайтеров, дизайнеров, журналистов. Но журналистика – тяжелая, изнуряющая профессия, к тому же скверно оплачиваемая. У журналиста, чаще всего, нет ни времени, ни сил, чтобы прочитать 440 страниц поучительного текста, пусть даже с картинками. А если у него выпадет бессонная ночь, то он лучше напишет халтурку налево, чем будет изучать, как ему меньше зарабатывать (в медийном деле имеется порочная привычка оплачивать работу журналистов, копирайтеров по знакам, так что, чем больше автор сокращает (чем лучше он делает текст), тем меньше получает).

Так кому же нужна эта книга?

Во всяком трудовом коллективе (кроме, пожалуй, опасных и вредных производств) есть те, кто пашет, и те, кто их чмошит. Такой порядок везде: в секторах крупных НИИ и школьных учительских, в офисах коммерческих фирм и в отделах райадминистраций. Но в редакциях этот феномен особенно заметен.

В какую редакцию не заглянешь – два-три сявки-«журика» бегают по мероприятиям, полям, заводам и стройкам, собирают материал, что-то пишут. Единственный дизайнер, он же – верстальщик, по совместительству сисадмин, до 12 ночи лепит газетные полосы или рафинирует контент сайта и налаживает комп в бухгалтерии.

Зато сколько над ними народа! Каких только наименований не придумали для ненужных должностей! Тут и «креативный директор», и «арт-редактор», и «имидж-дизайнер», коммерческий супервайзер, шеф контента и куча обычных редакторов – ответственных, выпускающих и пр. И каждый из них непрочь вызвать загнанного журку себе в кабинет и продемонстрировать свое превосходство.

Правда, до сих пор получалось это у них как-то вяло. Ввиду отсутствия методической подготовки. Ну что скажешь рабочему, если сам/сама никогда не работал?

- Мы тут посмотрели твоей материальчик, и знаешь, что-то не то…. Надо бы поярче отразить.. выразить… Так, чтобы каждой бабушке было понятно, о чем ты пишешь…

- Извините, причем тут бабушки? У нас же экономический еженедельник!

- Все равно. Бабушки нас тоже читают. Надо им каждое слово разжевать, - согласитесь, какая-то вялая, неубедительная вздрючка.

Зато сколько методического материала дает редакционным нахлебникам фолиант «Пиши, сокращай»! Тут уже не на умозрительную бабушку можно ссылаться, а чпокать не в бровь, а в глаз.

- Вот что, дорогуша! Мы тут посчитали! На 47 строк твоего репортажа восемь страдательных глаголов, шесть отглагольных существительных, три журналистских штампа и этот… как его… фичеризм! Куда это годится! Так не работают! Вы совершенно не думаете о читателе! – и т.д., и т.п.

Нас водила молодость...

Но написанное выше вовсе не значит, что автор этих строк против существования арт-директоров и «шеф-контентов». Просто они должны оправдывать свое существование! Отрабатывать зарплату!

В былые времена как-то так было заведено, что, прежде чем стать редактором, журналист должен лет пять поработить корреспондентом. Потом еще лет пять – начальником отдела. То есть тем же корреспондентом, но получая от главного редактора втык за свою работу и работу еще двух-трех журок – сотрудников его отдела.

Но из этих страдальцев, проползших все ступени редакционной лестницы, получались настоящие редактора. Которые правили так, что автор не замечал их правку. Текст становился лучше, а в чем фокус – не поймешь!

А не так, чтобы из филиппики: «На сегодняшний день одной из самых актуальных проблем россиян является проблема безработицы» получилось импотентное: «Россияне боятся безработицы» (стр. 42).

Очевидно, и для того, чтобы разрабатывать учебник как писать и как сокращать, надо хотя бы годика три потереться в живой редакционной сутолоке, узнать, как создается газета, как наполняется сайт. Написать 100-200 статей, ощутить читательский отклик на них.

Наверное, тогда бы не появились рекомендации в стиле: «Можно ли начать статью лучше? Например, не фактами, а личным опытом?

На втором курсе института я решил, что должен начать зарабатывать. Это было в 2007 году, и тогда я мог заниматься либо переводами, либо пойти репетитором. Все эти варианты приносили не более 15-20 тысяч рублей в месяц, а этого не хватало...» - стр.  171. Если авторы «Пиши, сокращай» хотя бы годик поработали в редакции обычной газеты или информационного портала, то знали бы, что нормальный редактор за «лид» длиннее150 знаков готов убить. Что его (редактора) уже пятый год подряд непрерывно тошнит от мемуаров второкурсников и потуг филологинь-внештатниц, которые под видом статей «об экономике, которая поднимается с колен», подсовывают рерайт ярлычков с упаковок хозтоваров: «Компьютер работает на процессоре с частотой 1 ГГц, оперативная память 512 МБ...».

Единственное, что скажет нормальный редактор экс-второкурснику обр. 2007 г., это хамское:

- Убери с моего стола эту хрень. Напиши просто: «Сейчас, как никогда остро, стоит вопрос временного трудоустройства студентов ВУЗов», - и сразу переходи к теме. Про что тебе поручили написать? Про программу горадминистрации по созданию рабочих мест во вторую смену в ГУП Зеленстрой?»

Нормальный редактор понимает, что с точки зрения информационного стиля фраза «Сейчас, как никогда остро» - преступление. Мало того, статья про ГУП Зеленстрой из года в год начинается этой фразой.

Но она (фраза) коротка. Она цепляет глаз. Она доходчива, в отличие от «На втором курсе института... Это было в 2007 году... Все эти варианты...». И ее краткость позволит разместить на этой же полосе еще один рекламный модуль. Ради этого редактор готов пойти на преступление. Даже в отношении информационного стиля.

В тренде

Вдумчивый читатель сейчас спросит: а к чему все эти нравоучения о том, что, прежде чем лезть в редактора, надо отпахать 10 лет корреспондюгой? Написать 100 статей, ощутить отклик на них?

Вот, Максим Ильяхов и Людмила Сарычева сели за стол, написали книгу и получили уже не сто, а тысячи благодарных отзывов! Почему не с них брать пример? Не по их книге учиться?

И он будет прав – наш вдумчивый читатель. Потому что книга действительно  попала в струю, в тренд. И не только потому, что подфартила множеству арт-директоров, имидж- редакторов и «шефов контента».

Просто время такое. Время, когда юные студентки журфаков на мастер-классах ведущих зубров журналистики вдруг спрашивают: «А к чему все это? Зачем нам, будущим журналистам, формировать гражданскую позицию? Изучать историю вопроса, про который пишешь? Или вникать в суть каких-то технических кунштюков? Пусть даже тех, от которых рождаются столь модные сейчас инновации и нанотехнологии?

Ведь задача журналистики проста – излагать факты. Коротко и ясно. Правдиво. Безо всяких оценочных суждений. «Мама мыла раму». «Вчера на площади Свердлова попал под лошадь извозчика № 8974 гр. О. Бендер». «Житель села N 1979 года рождения в ходе совместного распития спиртных напитков зарезал сожительницу 1963 года рождения на почве неприязненных личных отношений».

Инстаграм (и ряд других факторов) сделал свое дело: газеты, интернет-порталы, журналы превращаются в подобие фонарных столбов, обклеенных объявлениями и сообщениями.

Это – сильное медийное решение. Оно удобно читателю. Оно безопасно с юридической (правоохранительной) точки зрения. Это привлекательно и той юной поросли, для которой гражданская позиция и все пр. – слишком трудоемкий и вредный для здоровья пережиток, чтобы тратить время и силы на его воспитание в себе.

***

Можно и дальше копаться в «Пиши, сокращай». Доказывать, что синонимы далеко не всегда синонимичны. Что в стремлении избавиться от зауми слово «провоцировать» далеко не всегда допустимо заменять более исконным «подстрекать». Потому что «Сидорова провоцировала Козлова изнасиловать ее», но не «Сидорова подстрекала Козлова изнасиловать ее», - такого не допустят даже хроникеры криминальных колонок.

И, наоборот, «Сидорова подстрекала Козлова изнасиловать Овечкину», но отнюдь не «провоцировала».

Точно также «пикантный» – это далеко не всегда «острый»; «легитимный» - вовсе не «общепризнанный» и т.д. (примеры взяты со стр. 125 «Пиши, сокращай»).

Но эти подробности ни к чему. Эту книгу надо читать. И журналистам в первую очередь. Хотя бы для того, чтобы знать, как тебя будет чмошить третья любовница второго любовника главного спонсора твоей любимой редакции, окопавшаяся в этой самой редакции в ранге «контент-редактора» или «директора имиджа».

И что ей отвечать.